Когда она не дала ему руки, он был так раздосадован, что взял ее сам и прижал к себе. Николас заметил этот собственнический жест и улыбнулся.

Церемония протекала очень гладко до тех пор, пока отец Мак-Кечни не попросил ее обещать любить, почитать и слушаться своего мужа. Она размышляла над этим целую минуту, а затем покачала головой и обернулась к жениху.

Знаком она попросила его наклониться и привстала на цыпочках, словно хотела шепнуть ему что-то на ухо.

— Я попробую любить вас, милорд, и наверняка буду почитать вас, поскольку вы станете моим мужем, но я не думаю, что смогу во всем вас слушаться. Я полагаю, что мне недоступно полное смирение.

Она сорвала все до единого листики со стеблей своих цветов, пока объявляла свою позицию. При этом она не смогла взглянуть ему в глаза, но уставилась на его подбородок, ожидая ответа.

Мак-Бейн был слишком изумлен тем, что она только что высказала, чтобы заметить, как она испугана. Он с трудом сдержал смех:

— Вы шутите со мной?

Он спросил это в полный голос. Поскольку его совершенно не заботило, что окружающие слышат их беседу, она тоже не стала об этом тревожиться. Ее голос был так же силен, как и его, когда она ответила:

— Шучу с вами во время брачных клятв? Нет, милорд. Я вполне серьезна. Таковы мои условия. Принимаете ли вы их?

Тут он расхохотался — сдерживаться у него просто не было сил. Прилив мужества сразу иссяк в ней. Она смутилась и почувствовала себя униженной, но вопрос был слишком важным, чтобы отступить.

Был только один способ настоять на своем — удалиться. Она распрямила плечи, выдернула руку из руки жениха и сунула ему свой букетик, сделала реверанс священнику, повернулась и пошла прочь.

Все было ясно. Однако не все маклоринские солдаты это уразумели.

— Как, девушка уходит? — спросил Кит, их командир, шепотом, достаточно громким, чтобы его услышали все.

— Она сбегает, Мак-Бейн! — крикнул другой.

— Кажется, она уходит? — воскликнул отец Мак-Кечни. — Разве я сказал что-нибудь ей неприятное?

Николас бросился было за сестрой. Мак-Бейн поймал его за руку и отрицательно покачал головой. Он сунул букетик барону, пробормотал что-то себе под нос и направился за невестой.

Она уже почти добралась до свободного пространства, когда Мак-Бейн перехватил ее. Он взял ее за плечи и повернул к себе. Она не смотрела на него. Он приподнял ее лицо за подбородок.

Она приготовилась выдержать его гнев. Он, разумеется, высмеет ее. Но она напомнила себе, что она — сильная женщина и вынесет его негодование.

— Но вы постараетесь слушаться? — Он говорил сердито.

Она была так удивлена его реакцией, что улыбнулась. «Не так уж я слаба», — подумала она. Она только что сумела противостоять лаэрду и заставила его вступить в переговоры. Она не была уверена в том, что много выиграла, но зато и ничего не потеряла.

— Да, постараюсь, — обещала она. И прибавила поспешно: — Иногда.

Он поднял глаза к небу. Он решил, что потратил достаточно времени на это обсуждение. Опять завладев ее рукой, он повел ее обратно к алтарю. Ей пришлось бежать, чтобы поспевать за ним.

Николас перестал хмуриться, когда заметил улыбку сестры. Ему, конечно, было чрезвычайно любопытно выяснить, о чем шел спор, но он решил дождаться конца свадебной церемонии, а потом уже узнавать, что случилось.

Джоанна приняла букет у брата и опять повернулась к священнику.

— Пожалуйста, простите, что прервала вас, отец, — пробормотала она.

Священник кивнул. Он опять попросил ее любить, почитать и слушаться своего мужа. На этот раз он добавил слово «пожалуйста».

— Я буду любить, почитать и стараться иногда слушаться моего мужа, — ответила она.

Николас начал посмеиваться. Теперь он понял, о чем шел спор. Зато маклоринцы и макбейнцы задохнулись от изумления и ужаса.

Их лаэрд скользнул по ним взглядом и призвал к молчанию. Затем он повернул свое хмурое лицо к невесте:

— Послушание и смирение далеко не одно и то же.

— Меня учили не так, — возразила она.

— Вас плохо учили.

Его угрюмость была пугающей, и она снова начала волноваться. Великий Боже, ей ни за что не пройти через это. Нет у нее сил.

Она снова сунула букетик Мак-Бейну и повернулась, чтобы уйти. Лаэрд с шумом хлопнул букетик об протянутую руку Николаса и перехватил Джоанну прежде, чем она удалилась.

— Ох, нет, не надо, — шепнул он. — Нам не пройти через это вторично. — Желая доказать, что он подразумевал именно то, что только что высказал, он положил руки ей на плечи и притянул ее к себе: — Нам надо бы закончить церемонию до следующего утра, Джоанна.

Она чувствовала себя дурочкой. Священник смотрел на нее с таким видом, словно сомневался, в своем ли она уме. Она вздохнула, опять приняла цветы у брата, и обратилась к Мак-Кечни.

— Пожалуйста, простите меня за то, что снова прервала вас, отец. Прошу вас, продолжайте.

Священник вытер лоб льняным платком и перенес все свое внимание на жениха. Джоанна едва слышала поучение священника о похвальности качеств доброго мужа. Она была слишком занята тем, чтобы одолеть смущение. Но решение было принято, будь что будет. Она сотворила быструю молитву, предавая все свои страхи в руки Господа.

Она решила, что это правильно. Все же ей хотелось бы, чтобы Господь послал ей знак, возвещающий, что все действительно будет хорошо. Она улыбнулась этому своему желанию. Какая она все же мечтательница. Она женщина и поэтому наименее любима Господом, как это ей повторял множество раз епископ Холвик. У Бога наверняка нет времени прислушиваться к ее мелким тревогам, и она, вероятно, впала в грех тщеславия, ожидая какого-нибудь знака.

Она чуть слышно вздохнула, но Мак-Бейн услышал и оглянулся, чтобы посмотреть на нее. Она слабо ему улыбнулась.

Теперь пришел черед Мак-Бейна отвечать на вопросы священника. Он начал со своего имени и титула.

Его звали Габриэль.

Господь подал ей знак. Глаза Джоанны расширились, и она от изумления едва не раскрыла рот.

Она постаралась опять овладеть своими эмоциями. Однако мысли удержать ей не удалось. Они заметались от вопроса к вопросу. Намеренно ли назвала мать его именем величайшего из ангелов, наиболее отмеченного любовью Господа? Джоанна хорошо помнила религиозные наставления, говорившие об архангеле Габриэле. Он был известен как покровитель женщин и детей. Она помнила удивительные истории, передаваемые из поколения в поколение, от матери — к ребенку, о самом величественном из всего небесного воинства. Ее мать рассказывала ей, что Габриэль всегда наблюдает за ней. Он был ее особым архангелом, и его надлежало звать на помощь в глухую ночь, когда кошмары преследуют во сне. Архангел был защитником невинных и карателем зла.

Джоанна покачала головой. Она была чересчур романтична, вот и все. В имени ее мужа нет ничего символического. Вероятно, его мать находилась в мечтательном настроении, когда он родился. А может быть, его назвали в честь какого-то родственника.

Это бессонница прошлой ночи виновата в том, что ею овладели столь сумасбродные мысли. Но ведь именно этой бессонной ночью она молила о чуде, а несколько минут назад она попросила о знаке, который позволил бы ей понять, что все будет хорошо.

Джоанна как-то видела изображение архангела Габриеля, сделанное древесным углем. Она до сих пор помнила каждую деталь рисунка. Архангел был представлен в образе рослого воина с блистающим мечом в руке. За спиной его были крылья.

У мужчины, стоящего рядом с ней, крыльев не было, но он действительно был рослым воином с мечом на боку.

И его звали так же, как архангела. Неужели Господь услышал ее молитвы и дал ей ответ?

Глава 5

Матушка должна была назвать его Люцифером.

К такому заключению Джоанна пришла уже к концу дня. Впрочем, подошло бы и Варвар, и Дикарь. Его высокомерие и властность были поистине дьявольскими, и он понятия не имел о хороших манерах.